Вторая жена - Страница 67

Гофмаршал наконец повернулся к Лиане, лицо его было бело как снег.

— Вы также пошутили, баронесса? — воскликнул он, смеясь. — Вы хотели подтрунить надо мной? Весьма возможно; я в присутствии герцогини был немного не прав, но на будущее время я буду осторожнее, обещаю вам это. А теперь, пожалуйста, возвратите мне мой прелестный billet doux, к которому, как вам известно, я привязан всем сердцем!.. Как! Вы не соглашаетесь? А я готов побожиться, что у вас из кармана выглядывает уголок розового письма. Нет? Где же письмо графини Трахенберг, спрашиваю я вас? — прибавил он вдруг, совершенно переменив тон.

В порыве бешенства он до того забылся, что с угрозой поднял свой костыль.

— Спросите у его преподобия! — отвечала Лиана, и щеки ее побледнели.

— У его преподобия? Да разве графиня Трахенберг его мать?.. Гм! Да, может быть, он подкараулил ваш смелый поступок, и вы апеллируете к его рыцарской готовности и христианскому великодушию и ищете у него помощи; но это вам ни к чему не послужит, прекрасная баронесса. Я хочу слышать прямо из ваших уст: куда девалось письмо?

Молодая женщина указала на камин.

— Оно сожжено, — сказала она беззвучным, но твердым голосом.

В эту минуту священник в первый раз повернул немного голову; он искоса бросил смущенный, почти безумный взгляд на Лиану, которой и в голову не пришло искать спасения во лжи.

У гофмаршала вырвался хриплый крик бешенства, и он бессильно опустился на ближайшее кресло.

— Вы были свидетелем, ваше преподобие? И вы спокойно смотрели на совершение такого безбожного дела? — проговорил он сквозь зубы.

— В данную минуту я ничего не могу отвечать вам, господин гофмаршал: вы должны сперва успокоиться. Вы совсем не так смотрите на это дело, — возразил уклончиво священник, подходя к гофмаршалу неверными шагами.

— Ну, право, только и недоставало того, чтобы и вы совратились с пути. Неужели еретический дух, гнездящийся под этими огненными косами, сводит с ума все мужские головы? Раулю я уже давно не доверяю…

Старик закусил губы; видимо, последние слова вырвались у него против воли, но на священника они произвели действие неожиданного удара; бросив испуганный, но гневный взгляд на Лиану, он поднял руку, как будто желая зажать рот неосторожному старику.

— Я не понимаю вас, господин гофмаршал, — проговорил он тоном грозного предостережения, взвешивая каждое слово.

— Боже мой, да я не говорю о его католическом вероисповедании! — воскликнул тот с досадой.

Человек, о вере которого теперь шла речь, поднимался в это время по покрытой византийскими коврами парадной лестнице. Лиана стояла лицом к отворенной двери; ярко освещенный коридор оканчивался сенями, также залитыми огнем. На верхней ступеньке Майнау, закутанный в темный дождевой плащ, остановился на минуту. Неизвестно, увидел ли он светлое платье своей жены в полумраке зала, но только, вместо того чтобы прямо пройти, как сначала намеревался, в свои комнаты, Майнау вдруг пошел по коридору.

— А, во г и он! Очень кстати! — сказал гофмаршал, злорадно прислушиваясь к приближавшимся знакомым шагам племянника.

Он удобнее устроился в кресле, как бы готовясь к борьбе, и, покряхтывая, начал потирать свои костлявые сухие руки.

— — Господин гофмаршал, я убедительно прошу вас не говорить пока ни слова, — воскликнул священник странным, повелительным полушепотом, в котором, однако, слышалась тревога.

Но Майнау уже был на пороге.

— Я не должен этого знать? — спросил он резко.

Слова священника не укрылись 01 его острого ревнивого слуха. Он перенес огненный, пронзительный взгляд со священника на лицо молодой женщины.

— Значит, это тайна между его преподобием и моей женой?.. Тайна, которой ты не должен выдавать мне, дядя? — прибавил он, медленно отчеканивая каждое слово. — Я должен сознаться, что это возбуждает во мне живой интерес. Тайна между строго католическим священником и «еретичкой» — как пикантно!.. Должно быть, я угадал, дядя, интересная попытка к обращению, не так ли?

— Не думай этого, Рауль: его преподобие слишком положителен и умен, чтобы стал понапрасну тратить время и слова; баронесса даже и не протестантка… Нет, мой друг, тайна принадлежит исключительно баронессе, а его преподобие только невольный свидетель ее; он так рыцарски благороден и великодушен, что не хочет компрометировать твою жену… Я бы и сам, пожалуй, готов молчать, да что же я тебе скажу? Я слишком стар для того, чтобы быстро придумывать сказки…

— К делу, дядя! — воскликнул Майнау суровым, глухим голосом.

Его лицо было страшно, губы судорожно сжаты, а глаза горели лихорадочным огнем.

— Ну, да и рассказывать-то не долго. Ты оставил в столе ключ, как раз в том ящике, где лежало письмо графини Трахенберг. Я должен сознаться, что слишком часто дразнил баронессу маленьким интересным документом, и вот она подумала, что хорошо было бы, если бы он в один прекрасный день исчез навеки… Оставшись одна в зале, она воспользовалась удобным случаем, чтобы бросить в огонь мое милое, любимое розовое письмецо… А? Что ты на это скажешь?.. К сожалению, по странной случайности, я как раз в это время заметил, что у меня не было ключа; его преподобие предложил мне сходить за ним, и таким образом его любезная услужливость была причиной, что он сделался невольным свидетелем этого аутодафе. Когда же я, встревоженный его долгим отсутствием, вдруг вошел сюда, мой почтенный друг еще стоял как пораженный громом у камина, а баронесса, увидя меня, хотела скрыться, но было уже слишком поздно… Посмотри туда! Открытый ящик говорит довольно ясно.